– В начале XVII века
родилась галилеевская наука, и это тут же поставило серьезнейшие
религиозные проблемы... Как протекало это противостояние между наукой и
религией в эпоху Просвещения?
– Просветители – в гораздо
большей степени политики, чем ученые. В XVIII веке речь идет не столько
о выдвижении вперед науки в качестве противовеса религии, сколько о
поиске самостоятельного фундамента для будущего политического порядка.
Да, просветители превратили науку в символ власти человеческого разума.
Но главная проблема для них не в этом. Лишь в самом конце XIX века
конфликт между человеком науки и священниками приобретает фронтальный
характер.
– Что происходит тогда?
Почему сосуществование между ними становится невозможным?
– 1848 год становится
поворотным моментом. За десять лет наука совершает целую серию важнейших
прорывов. В 1847 году открыта термодинамика. В 1859 году выходит в свет
«Происхождение видов» Дарвина: появляется эволюционная теория. В этот
момент возникает идея о том, что материалистическое объяснение природы
способно полностью заменить религию. Амбиции науки того времени состоят
в том, чтобы предложить универсальную теорию природных феноменов. Дать
полное, единое и исчерпывающее объяснение тайнам природы. Если во
времена Декарта и Лейбница физика еще обращается за помощью к
метафизике, то в XIX веке наука претендует на изгнание метафизики.
– Можно ли говорить о том,
что с этого момента наука устанавливает монополию на объяснение мира?
– Ситуация выглядит именно
так, по крайней мере на протяжении полувека. Представьте себе, какой шок
произвела одна только теория эволюции видов! Во времена Галилея люди не
решались даже задаваться вопросом о происхождении человека. Дарвин же
изложил прямо противоположное библейскому рассказу о сотворении мира.
Эволюционная теория – антипод теории божественного творения. Наука
совершает еще один важный шаг. Она действительно верит, что в состоянии
открыть высшие законы функционирования Вселенной. Одним из самых
удивительных последователей этой идеи был немец Эккель, изобретатель
слова «экология», который создал религию Науки. В той мере, в какой люди
разгадали загадки Вселенной, мы способны вывести мораль из науки, научно
сформулировать правила человеческого поведения, исходя из организации
Космоса. В конце XIX – начале XX веков его Церковь Науки привлечет
многих последователей в Германии.
– Огюст Конт во Франции
пытался сделать то же самое?
– Между ними есть
существенные различия. Религия Огюста Конта – это религия не Науки, а
Человечества. Теоретическим осмыслением достижений второй половины XIX
века мы скорее обязаны Герберту Спенсеру, автору, сегодня также многими
забытому. Его философия, в свое время исключительно популярная,
называлась «синтетической философией» именно потому, потому что она
охватывала все – от происхождения материи и звезд до социологии. Это был
уникальный момент в истории науки.
– Да, но при всей мощи
тогдашней науки несет ли она одна ответственность за умирание идеи Бога?
И каким образом эти идеи, предназначавшиеся для элиты, постепенно
затронули религиозные верования народа?
– Вы правы, идея Бога была
поставлена под вопрос не только наукой. Эмансипация от религии была
также порождена идеей прав человека, которая решительным образом
оспаривает права Бога. Власть уже дается не свыше: она проистекает из
легитимности, которая принадлежит индивидам. Этой эмансипации помогла и
история – идея о том, что люди сами творят собственный мир. Они не
подчиняются трансцендентному закону: они работают, производят, строят
цивилизацию – творение их рук. Для этого Бог не нужен. И потом, не будем
забывать, что через распространение школ, индустриализацию и медицину
наука «спускается» в повседневную жизнь людей. Республика прославляет
ученых. Пастер, Марселен Бертело. В 1878 году Клод Бернар даже
удостаивается государственных похорон. Эта гегемония продолжается до
80-х годов XIX века, когда научная модель начинает давать трещину. Тогда
появляются разговоры о кризисе науки...
– Значит, науке XIX столетия
так и не удалось совершить своего преступления против Бога?
– О смерти Бога говорить не
приходится, он не может умереть, он бессмертен! Во всяком случае, в
головах людей. Что касается кризиса науки, то он и сегодня сопровождает
нас в нашем мире. Мы уже не ждем от науки, чтобы она сказала последнее
слово обо всем на свете. Наука не доказывает ни существования, ни
отсутствия Бога, это просто не ее сфера.
– Сегодня власть науки
сосуществует с большой тягой ко всему, что так или иначе касается
области сакрального... Как вы это объясняете?
– Гегемония науки стала
чрезмерной и начала вызывать тревогу. Наука была очень симпатична, когда
использовалась в борьбе со священниками. Сегодня она пугает. Наука уже
не является освободительницей, как это было во времена «мрачного
обскурантизма». Она подавляет. Наука – это единственная интеллектуальная
власть. Все остальные виды власти – лишь ее жалкое подобие. В этой
атмосфере недоверия многие испытывают искушение прибегнуть к оккультным,
метафизическим и религиозным объяснениям вещей. Что в Европе умерло
окончательно, так это социологическое христианство. Но религиозное
христианство еще теплится.
Ранее
опубликовано:
Ланселен О.,
Лемонье М.
Когда наука становится религией.
InoPressa, 2004.
|